Новости
2024-10-14
Для чего используют искусственные цветы
2024-09-30
Чем примечателен Нижний Тагил
2024-09-24
Чем привлекает Кострома?
2024-09-23
Чем примечателен Благовещенск?
2024-09-22
Чем примечательна Вологда в современном мире?
2024-09-06
Какие требования при устройстве на работу?

Часть III. Перестройка, потрошеный голубь, как стрелять из пылесоса

Спустя много лет случилась Перестройка, открылись границы, кончилась ВЭИвская часть моей жизни, рассыпались сотрудничества и некоторые дружбы, а сотрудница К.Н. со своим мужем, физиком, уехала в Германию. Как-то я шел по Гоголевскому бульвару и увидел издалека К.Н. ... наверное, мне не надо объяснять вам, почему я дернулся к ней – то ли хотел что-то рассказать, то ли что-то спросить... то ли просто побыть рядом. Она приветливо махнула мне рукой... то есть сделала мне ручкой... я остановился... вежливо и радостно улыбнулся ей и... пошел дальше. О, великое искусство культурного человека! – так поставить барьер, чтобы даже восторженный идиот понял – надо просто радостно улыбнуться и пойти дальше.

Мне кажется, что между нами... между тобой, С., и мной – не такой высокий барьер. Прости мне эту наглость, если сможешь...

Когда началась Перестройка и на какое-то время возникла иллюзия, что генералы больше не будут кормить бездельников, А.Е. начал метаться и искать, на чем бы заработать. Известны четыре его попытки, вполне репрезентативные для ситуации вообще. Первая: делать нагреватели для уличных киосков. Вторая: купить большую партию маленьких кусочков мыла и продавать ее меньшими партиями за большие деньги гостиницам. Но мытье – не то, чем занимаются люди во времена футуршока. Это же не кошки, в конце концов...

Третья: покупать вне Москвы оптом электрочайники и продавать их в Москве розничным торговцам. Все было бы неплохо, но каждый третий чайник у покупателя сгорал. Когда количество мест, куда надо поехать и заменить, стало таким, что весь рабочий день уходил на эту деятельность... ну, все ясно. А как же Ростест, сертификаты и прочая дребедень? – спросите вы. Ну, как бы вам объяснить попонятнее... купить-то уже тогда можно было все – это было первое завоевание Перестройки. Разумеется, и все сертификаты. Но стоило это дорого, а ксерокс был. Компрене ву? Компрене, компрене... Только на том месте, где документы накладываются один на другой, образуется ступенька, а на ксерокопии – линия. Так что ее – «штрихом» и еще раз в ксерокс. Но сертификатом чай не вскипятишь, а чайники тоже этого не делали.

Четвертая попытка: ввоз с Украины (просто там были связи – еще по тем временам, когда мы работали) машины дешевого вина с последующей дистрибуцией. Ну и опять «любовная лодка разбилась о быт». Взятки на таможне оказались такими, что люди рыдали, слушая рассказ А.Е., приведшего машину в Москву. Рыдали от смеха, но А.Е. от этого легче не было. Когда деньги кончились – на самом деле кончились – А.Е. предложил таможенникам снять ящик вина с машины. Таможенники посмотрели на А.Е. странными взглядами, брезгливо поморщились и изрекли – «Мы ЭТО не пьем...» С. бы по этому поводу, наверное, заметила бы, что зарабатывать деньги – даже с помощью жульничества – намного труднее, чем проводить линию партии, преграждая жиденятам доступ к образованию. Ниже мы об этом расскажем.

Но тем временем все вошло в свои берега, истерика кончилась, выяснилось, что несколько оскудевших государственных денег хватает на прокорм тех 10% сотрудников, которые ничего не умели или ничего не хотели и поэтому остались, нашлись и какие-то способы зарабатывать на стороне... все хорошо. Между прочим – в начале нового тысячелетия А.Е. по прежнему ошивался в вузе, где когда-то боролся за расовую чистоту советского студенчества. Как же, наверное, ему горько ходить теперь по этим коридорам, в которых он вершил судьбы. Но деньги на поступлении в вуз сегодня можно заработать очень хорошие. Надеюсь, что это его хоть отчасти утешит – сказала бы Сэй-Сенагон – в конце концов, наш император, когда у него «не стоит», утешается танцами придворных танцовщиц.

Жизнь начальников тяжела, и вовсе не только из-за пьянства. Например, мой начальник Л.Л. не пил. Но когда мы однажды приехали в колхоз, а он в этот выезд был командиром отряда, он оказался перед сложной задачей. Одна наша сотрудница, И.М., попросила его назначить ее на кухню. Группа была небольшая, человек 15, и дама с частичной помощью еще одного человека справилась бы, и в поле ездить не надо. Зато вставать рано... Одним словом, занятие на любителя, но она попросилась. А мой начальник слышал, что в общепите нельзя работать лицам, больным некоторыми болезнями. И он подошел ко мне за советом – не знаю ли я, здорова ли она, и если не знаю, то, как выяснить, нет ли у нее одной из соответствующих болезней. Я был страшно смущен сутью вопроса и напуган глупостью вопрошавшего и пролепетал что-то вроде того, что мне об этом ничего не известно.

Готовила она плохо, но никто соответствующими болезнями не заболел. Обычно так в жизни и бывает. Никто не болеет, и готовят плохо...

С этой же дамой была связана еще и такая история. Для дальнейшего (и для предыдущего – истории с 10 рублями) важно знать и неусыпно помнить, что была она весьма (и в бюсте, и в попке) дородна. Наверное, номер 8 и размер 56, сказала бы, прищурившись, Сэй-Сенагон. Так вот, это был единственный раз, когда люди жили в палатке. И было это на сенокосе в глухом углу, на стыке Смоленской, Калининской (ныне Тверской) и Московской областей. Вечером у костра народ (предварительно хорошо поддав) завел приятный разговор на тему, что в этих местах много кабанов, и они иногда... это... того... нападают... Когда наступила ночь, все отправились по палаткам. И когда дамы улеглись, и все стихло, один наш сотрудник, молодой (тогда) стеклодув Б.С. (мы еще встретимся с ним, в мерцающем свете люминесцентных ламп) начал подрывать женскую палатку и хрюкать. Дамы, и во главе них героиня нашего повествования, вылетели из палатки не одетые (видимо, после выпивки им было жарко) и, визжа, пронеслись по поляне.

Эта же дама имела привычку, хорошо поддав, прыгать с размаху на молодых людей, лежавших на кровати. Мне известны два таких случая. В одном из них сетка прогнулась до пола (но клиент все же уцелел), в другом – этот второй я наблюдал с соседней кровати – сетка не достала до пола сантиметров 5, не более, и я даже успел тупо подумать: «Ивану конец». Но он тоже уцелел. Очень был здоровый мужчина И.К., и позже мы с ним встретимся – он любил свежий воздух, особенно зимний, морозный.

Однажды мы жили в квартире в соседнем доме, а женщины – в общежитии при базе. Пили у мужчин. А потом наша героиня отправилась к себе в общежитие по ледяной тропинке через поле (была зима). А чтобы она не заблудилась, ее взялся провожать один наш мальчик К.М., вдвое ее легче. Он взял ее за попу и, как бы руля, направлял движение. Все шло отлично: она перла вперед, как танк, а он рулил ее задом. Но на полпути к ним полезли местные. Она вынула бутылку из-за пазухи и ударила первого нападавшего ею по голове. Нападавший вышел из схватки, но бутылка разбилась. «Вот тут я и разозлилась», – оправдывала она позже свое поведение. Дело в том, что остальных двоих нападавших она сильно побила.

Думаю, что Сэй-Сенагон сказала бы – правильно, так и должна действовать жена самурая. Правда, И.М. не была женой самурая, но все равно действовала она правильно.

Иногда, впрочем, происходили события, которые могли бы поставить в тупик – по крайней мере, мне так кажется – и самураев. Однажды мы жили в помещении местного клуба. А местная молодежь была недовольна этим и пришла выяснять отношения. Последовала небольшая драка с легкой поножовщиной, и они ушли. Народ посмотрел телик и лег спать, а утром, проснувшись, ощутил сильный запах и громкое жужжание. Оказалось, что местные пришли ночью и наклали (не менее чем вдесятером) большую кучу перед телевизором. Жужжали, естественно, тучи мух, летавших по помещению. Замечу, что сейчас следовало бы написать «ящик» или более экзотическое «дупло». Но в те годы говорили «телик».

И еще один пассаж из той же поездки, но связанный не с кабанами, а с волками. Ездили в том районе на тракторах, ибо другого транспорта там и вовсе не было. Вот однажды поехали наши сотрудники (Я.Л. с коллегами) на тракторе за водкой. И, едучи по дороге, стали они догонять небольшую группу волков, мирно трусивших по этой же дороге. И когда грохающее и воняющее чудище приблизилось, серые хищники мирно отошли на обочину, пропустили трактор, презрительно поглядев на сотрудников (чуть не написал – презрительно сплюнув), и продолжили свой путь. Мичурин так и сказал: мы не можем ждать милостей от природы. Взять их – задача сотрудников ВЭИ имени В.И.Ленина.

Сотрудники нашей фирмы проявляли чудеса храбрости и находчивости не только на полях нашей Родины. Высоко несли они знамя социалистического реализма по земле братских Эфиопии и Индии. Сначала об Индии. Один наш сотрудник шатался по базару в Дели, наблюдая мир. И увидел следующую сцену. Некий гражданин обратился к некоему древнему деду, молча сидевшему рядом со своим слоном, с вопросом «который час?» Дед поднял руку, коснулся слоновьих тестикул, отклонил их в сторону и, когда они совершали колебание, назвал время. Вопрошавший поблагодарил и удалился. А наш сотрудник, покойный Ю.Р., удалился потрясенный. Как дед определил время по колебанию слоновьих тестикул? Ю.Р. походил немного по рынку и понял, что не сможет уйти, не познав этого. Он вернулся на место и обратился с данным вопросом к деду. «Дело не в колебаниях, – ответил дед на пиджн-инглиш, – они закрывают от меня часы во-он на той башне», – сказал дед, отклонил слоновьи тестикулы и показал вопрошавшему часы на башне.

Так в жизни и бывает, если расстояние до слоновьих тестикул, деленное на их диаметр, меньше расстояния до часов на башне, деленного на их, то есть часов, диаметр. Много лет спустя я обнаружил эту историю в качестве анекдота в компьютерной сети.

История, рассказанная тем же Ю.Р. о его пребывании в Эфиопии. Советские специалисты запускали завод по переработке каких-то местных фруктов в консервы. Согласно договору – его, видимо, составляли умные люди, понимающие психологию советского специалиста – каждый специалист имел право ежедневно вынести две банки с консервированными этими фруктами – скажем, ананасами. Которые и консервировал этот завод, линию по консервированию на коем и запускали наши специалисты.

Так наши специалисты кроме основной линии собрали еще одну, маленькую, которая гнала из этих фруктов со-вьет са-мо-гон, заливала его в те же банки, так же запаивала и клеила этикетку «ананас консервированный, маде ин здесь». Со-вьет спе-ци-а-лист брал две положенные ему банки и, помахивая полиэтиленовым пакетом, мирно плыл через проходную, мимо черной лоснящейся рожи с берданкой.

Я думаю, что по этому поводу Сэй-Сенагон не сказала бы ничего. Нацменьшинства (айнов и корейцев) в Японии за людей не считали.

Советские специалисты высоко несли знамя нашего болота не только в Эфиопии. Сотрудница Н.К. съездила со своим мужем в Гвинею. По возвращении она рассказывала многое. Например, то, что, когда в Гвинее было трудно с подтиркой, глава советской колонии решил сэкономить государственные деньги и заказал на Родине, почти что на другой стороне земного шара, туалетную бумагу; и пароход привез ее. На беду туалетной бумаги высокое начальство в Союзе прознало про то, что пароход везет на другую сторону экватора подтирку. Начальство было потрясено глупостью главы колонии, взъярилось, и, когда берег был уже виден, капитан получил по радио приказ – «Подтирку за борт!».

...Океан до горизонта был в рулончиках туалетной бумаги. Сколько видел глаз... Кто бы мог поверить, что в жизни такое бывает? Сэй-Сенагон точно бы не поверила.

А еще путешественница в Гвинею поведала, что когда они вернулись, то ее муж, экий безобразник, купил «Волгу», и они остались без копейки денег. Мы пособолезновали ей и сделали еще по глотку чая. После чего рассказчица добавила: «А вчера я купила «Шарп» за 2000 чеков». Полагаю, что «Шарп» Сэй-Сенагон одобрила бы.

Пояснение: чеки – это форма квазивалюты, применявшаяся для оплаты труда советских специалистов, работавших за рубежом. Могла тратиться только внутри страны, в специальных магазинах. Заменяла валюту, которой оплачивался этот труд, и которую крало у этих специалистов государство. Однако и специалисты были не совсем внакладе. Реально работа в течение нескольких лет за рубежом позволяла купить квартиру, машину и надолго обеспечить себя и свою семью.

Кстати, когда в оной Гвинее произошел военный переворот, первое, что начали жечь в советской колонии – не секретные документы, а ведомости на зарплату. Чтобы враг не захватил их и весь мир не узнал бы, как государство победившего социализма обкрадывает своих граждан.

Другая, совершенно загадочная история, поведанная Н.К., состояла в том, что она как-то ехала на машине по дороге, и некий негр, то есть местный житель, довольно долго мерно бежал перед машиной. И она смотрела на него сзади, и что-то казалось ей странным. Пока она не поняла, что на нем нет трусов или, к примеру, штанов, а только некоторый передничек. То есть спереди какая-то ткань есть, а сзади нет. И это показалось ей странным. Мне по сей день кажется странным, что это показалось ей странным.

Мы возвращаемся из странствий по базам, совхозам, Гвинеям и Эфиопиям на территорию родного ВЭИ. Загадочные подвалы, где можно найти оборудование, списанное еще при царе Горохе, легендарном первом директоре ВЭИ (во всяком случае, амперметры 1916 года выпуска у меня есть). Где водятся специальные ВЭИвские крысы, имеющие при себе производившиеся когда-то в ВЭИ приборы ночного видения и нечувствительные к радиации, которой в ВЭИ тоже когда-то занимались. Загадочная территория с системой нумерации корпусов, способной сбить с толку японского шпиона, ибо есть 38-й корпус, и есть 45-й, и нет других. Не корпусов других нет, корпусов у нас до этого самого, а номеров других нет. Зато – хоть сейчас и нет, но я еще застал – зенитное орудие, стоявшее (зачехленным) на углу крыши корпуса ЭФК. Сие означает – «электрофизический корпус». Он был построен до войны, попытка найти в 1972 году строительные чертежи к успеху не привела; для выяснения, как сделаны перекрытия, пришлось их вскрывать. И вскрыли. Вы не поверите, но я сам и вскрывал, вот этими руками. А на другом конце территории якобы коротало свои дни 45-мм противотанковое орудие. Представляете – по крысам, прямой наводкой, огонь! Скажете, в жизни так не бывает? В ВЭИ бывает еще и почище, бывает огонь не из сорокапятки, а из пылесоса. ВЭИвцы всегда отличались чудовищной изобретательностью. Даже на общесоветском неслабом фоне. Но об этом чуть позже.

Отдельного абзаца заслуживает ВЭИвская помойка, точнее свалка. Трудно сказать, чего там не было. Чего я только там не находил... Из наиболее запомнившегося – слиток кремния длиной 25см и диаметром 6см, серебристо-лилового цвета, с бугристой поверхностью; мои ученики, когда я вынимаю из сумки этот слиток, почему-то сползают от смеха под столы. А однажды я нашел на свалке такое, что упомянутый выше мой знакомый А.А. поднял брови, ласково осведомился, где я это взял, а услышав ответ, немного подумал и посоветовал или выкинуть обратно или никому не показывать. Это оказался шибко секретный – по тем временам – гальванический элемент с расплавляемым электролитом.

На ВЭИвской помойке в самом конце ее славного существования кто-то находчивый срубил немного бабок по-быстрому. Выяснил это сотрудник Я.Л. – однажды, зайдя на помойку, он обнаружил бригаду из восьми тинэйждеров, бодро разбиравших и сортировавших содержимое. Рекомендую вспоминать эту историю словоблудам, очередной раз изливающим опиум чернил и свою известно какую слюну по поводу эпохи первоначального накопления капитала в России. Жизнь разделила людей на три группы – тех, кто разбирал помойку, тех, кто догадался послать на помойку тех, кто разбирал, и тех, кто как незабвенный символ наш, Вассиссуалий Эл., лежал на диване и трендел. Большая белая грудь доброй жены какое-то время спасала... Эх, добрая русская женщина, не там ты родилась – заметила бы С. – надо было рождаться у нас, в Нихонго. А если угораздило жить в России, надо было взять этого идиота, вынести с утреца на порог, поставить мордой на восход и сказать – без денег домой не приходи. Пинок... Светлое завтра было бы построено к вечеру.

Но самое странное произошло позже. Тех, кто лежал на диване, оказалось очень много. А среди тех, кто разбирал – не умных, не смелых, но сообразительных – нашлись политики, которые сказали там, кто лежал: у вас мало денег потому, что много у тех, кто догадался и осмелился послать разбирать. Сделайте нас властью, мы у них отнимем. И эти дурачки-лежебоки не только привели сообразительных к власти, но даже не спросили их – так где обещанное? Зрелище травли «олигархов» оказалось достаточным для счастья. С. бы заметила – раз «зрелище» заменило «хлеб» – значит, хлеб был. И те, кто завывал, что в доме нет ни рисинки – как всегда, лгали.

Но было уже поздно...

Вернемся ненадолго к традиционной теме – теме начальства. Мой начальник был неплохим инженером, но стал плохим начальником. Живое доказательство принципа Питера. Побыв сколько-то лет плохим начальником, он опять стал инженером. И, кажется, неплохим. Ну да ладно. Поскольку мы хлеб не пекли и дома не строили, и бомбу фактически не делали (хотя и пыжились, как все), человечеству от этого было ни тепло, ни холодно.

Совок-начальник, уверенный, что чем больше дашь поручений, и чем больше будешь говорить, тем будет лучше. И чем дольше будешь обсуждать с каждым сотрудником, надо ли ему идти в отпуск именно тогда, когда оный сотрудник хочет. Готовый продать любого своего сотрудника следующему начальнику. Не умеющий даже как следует поссорить сотрудников, а пытающийся сделать это путем вранья А, что В настучал ему, что А делает на работе, и вранья В, что А настучал ему, начальнику, что В делает на работе... Не мог понять мой начальник, что А и В договорятся быстрее, ибо он для них – классовый враг.

Из положительных свойств: не допускал прямой фальсификации результатов измерений, не пил в рабочее время, не курил, имел симпатичную внешность, не грабил, не насиловал и т.д. В молодости два-три раза, уже будучи завлабом, лично ездил в колхозы и своими руками убирал картошку. Народ это не забыл и нежно любил его... Злые языки говорили, что он знал что-то о махинациях следующего начальнике, почему тот его и берег и почему он и просидел в своем кресле 20 лет, развалив работу полностью. Думаю, что это не так. Его трудовая биография по советским меркам была вполне нормальной.

Однажды, идя по коровнику в родном совхозе, он попал ногой между досок. Оттуда ударил фонтан понятно чего и поразительно точно попал в лицо сотруднику М.Ш., шедшему рядом. Молва гласит, что в ответ обделанный сотрудник открыл рот и произнес единственную в своей жизни фразу без запинки (он сильно заикался). Фразе гласила: «Ну и мудак же ты, Логинов». Ничего более интересного о своем тогдашнем начальнике я вспомнить не могу.

Вернемся ненадолго к теме науки. Признаться, об этом, да ещё второй раз, мне говорить не хочется. Ибо, что есть наука в отраслевом НИИ? Одна суетливость. А, как сказано, кажется, в книге Имелинского «Введение в сексопатологию», «суетливость – первый признак подступающей импотенции» (думаю, что Сэй-Сенагон с этим бы согласилась). Конечно, многие наукой заниматься под шумок пытались. Но эта ложь, как и всякая ложь, отравляет и разлагает. Мы не были «Империей зла», мы были «Империей лжи». Были и остались, а Запад этого по сей день не понимает. А ведь без преодоления этого зла невозможны ни капитализм, ни интеграция в мировую хозяйственную систему... Но эта привычная ложь порождала забавные ситуации.

Один молодой доктор физ.-мат. наук К.У. (это за ним будет гоняться вахтерша с пистолетом) обнаружил, что пришедшая на отзыв кандидатская диссертация списана с двух параграфов его докторской. Он поехал на защиту в Киев, зашел за кулисы, взял диссертанта за галстук и произнес: «Ну, так как?» Диссертант в ужасе отстранился, сколько позволяла длина галстука, и произнес: «У меня же двое детей». «Ax, дети», – ответил доктор и немедленно выпустил галстук из руки. Защита прошла успешно.

Кстати, насчет К.У. и суетливости. Однажды подчиненные К.У и их гость, Л.А., пили чай. Бывает. И случилось так, что в помещение вбежал К.У., побегал по нему, что-то попроизносил и выскочил. Вот тут Л.А и процитировал Имелинского. Народ оценил...

А вот любимый анекдот сотрудника К.У., вышеуказанного доктора и профессора.

Техас, хорошая погода, водитель едет в открытой машине и слышит из кювета диалог. Мужской голос: «Десять долларов». Женский: «Пятнадцать». Мужской: «Десять». Женский: «Пятнадцать». Пауза. Мужской: «Ладно, десять». Водитель останавливает машину, вынимает из бардачка кольт, выходит из машины, разряжает пистолет в кювет и произносит: «Так будет со всяким, кто будет нарушать сложившиеся цены на услуги профессионалов».

С. спросила бы, надо полагать, почему я счел нужным рассказать любимый анекдот именно сотрудника К.У., а не, скажем, стеклодува Б.С. или директора ВЭИ. Ответ – потому, что спустя много-много лет, когда в России только-только зазеленели слабенькие всходы капитализма и перед, по крайней мере, некоторыми гражданами возник вопрос – как, по какой цене продавать свой труд, я и вспомнил этот анекдот. Сейчас на дворе второй срок второго президента, к власти в стране пришли люди, которые не умеют работать (потому что никогда не работали), а умеют только брать силой (потому что делали это всегда, ибо КПСС именно для этого их и держала). Они настолько не умеют работать, что не могут даже грамотно доить народ, над которым властвуют. Они идут по следам сеятеля и топчут поле, по следам петуха и выдирают из кур яйца. Судьба людей зависит от того, что произойдет раньше – эти люди насладятся властью, нажрутся и отвалятся или ими будет затоптано все, что успело прорасти.

Сэй-Сенагон тоже умилялась детям. Впрочем, этот ревнитель научной чистоплотности весьма резко реагировал, если кто-то из его сотрудников публиковался без него.

А однажды он закатил форменную истерику, к которой даже я оказался слегка причастен. Дело было так. Я написал несколько статей в соавторстве со своим институтским другом В.Гординым. Ну то есть я писал уравнения, а он их решал, попутно объясняя мне, как я должен был их писать. Мне это льстит, ибо когда у моих приятелей горели утюги, вентиляторы и магнитофоны и меня призывали их чинить, я не мог брать на себя риск и не рассказывал им, как они должны были их чинить. Ну так вот... Сотрудничество наладилось, что-то они там посчитали и намылились (не в смысле электронной почты, до нее было еще десять лет совка!) послать доклад на конференцию. А там было ограничено число знаков в тексте. Сотрудник Я.Л. сидел день, высчитывая запятые, и в итоге родил текст, в котором, ради экономии объема авторов одной из совместных публикаций указал так «Гордин В.А. и др.» В «др.» канула фамилия и самого Я.Л., но пес бы с ней, туда канула и фамилия их начальнике К.У. «ЧТО ЭТО ЗА АВТОР ГОРДИН И ДР! НЕТ ТАКОГО АВТОРА ГОРДИН И ДР!»

... крик разносился на весь этаж, а он у нас был маленький...

Попутно замечу, что своего начальника я приучил к тому, что публикуюсь без него, сразу, хотя показывать ему все, отсылаемое в печать, он требовал еще несколько лет. Однако я и этого не делал, и понемногу ему надоело и требовать.

Особую страницу, славную страницу в истории ВЭИ составляют люди, пошедшие дальше нас по нашей общей дороге. Пошедшие дальше нас, ушедшие дальше нас... Один из них, И.К., ловил мышей в мышеловку новой конструкции, в виде пластмассового стаканчика. Когда утром там обнаруживалась мышь, он заливал в стаканчик жидкий азот (–196°C) до полного захолаживания мыши, вытрясал полученное на лист бумаги и бережно (чтобы оно не упало и не разбилось) выносил это на помойку.

Он же убирал однажды картошку в совхозе так. Расстилал в начале грядки плащ, ложился на него и начинал тщательно рыть землю перед собой, растирая и просеивая ее, аки археолог. Продвигался за смену метра на три. Зато картошку выбирал всю. Правда, ставить его нам в пример начальство не решалось. Заметим, что примерно такие методы сельхозработ всегда применялись на Дальнем Востоке, хотя о них Сэй-Сенагон, будучи придворной дамой, не писала. Я же, не являясь придворной дамой, счел возможным остановиться на этом вопросе. Тем более, что освоение передовой, в том числе японской, технологии – веление времени.

Вообще И.К. многое делал не так, как все и иногда вел себя загадочно. Уже после начала перестройки, когда народ побежал из ВЭИ не тоненьким ручейком, а бурным потоком, исчез и Иван. При этом он, вроде бы, не увольнялся, и никто не знал, что с ним приключилось. Но, спустя несколько месяцев после его исчезновения, кто-то из сотрудников с изумлением увидел его на территории. Иван деловито куда-то шел, неся на плечах мешок. Осталось покрытым мраком тайны, откуда и куда он шел, что или кого нес в мешке, купил, украл, получил в дар или сам создал его содержимое. А также все остальное.

Вообще-то его раз-два в год забирали туда, где небьющиеся стекла, а потом возвращали в лоно родного ВЭИ отдохнувшего, притихшего и чуть более контактного. Ну и лоно – вздохнула бы С.Однажды, когда Иван опять загремел «туда», начальство собрало отдел и начало обсуждать, кто должен проявить дружеские чувства. Все отнекивались – огород копать надо, теща больно, жена просила сделать нечто по дому и т.д. В какой-то момент зашедший на огонек, то есть на чашку чаю, сотрудник соседнего отдела Л.А. произнес – «Но, Константин Николаевич, вы же там рядом живете». Немая сцена. Начальник отдела К.Н. не имел огорода и всего остального перечисленного, и ему пришлось нести вовсе что-то странное. В итоге отправился В.Ф. Вернулся он крайне задумчивый и поведал, что двери там без ручек. Ивана ему нашла какая-то древняя бабка в какой-то толстой замусоленной книге. Поэтому Ленин и сказал, что социализм – это учет и контроль. В.Ф. осторожно подносил ко рту кружку и смотрел задумчиво. Народ поеживался...

Другой из наших сотрудников, не И.К., пришел однажды на работу как бы погруженный в свои мысли, что в ВЭИ всегда смотрелось немного странно. На вопрос сотрудников о причинах этой ситуации он несколько смущенно вымолвил: «Я вас, ребята, всех заложил». В ходе расспросов выяснилось, что он пошел на Лубянку, туда, где «прием граждан круглосуточно», и, как он выразился, «донес на всех». Мы так никогда и не узнали, что именно он донес от Красноказарменной до Лубянки. Через несколько дней его забрали в Кащенко. В памяти сотрудников ВЭИ давно стерлась его фамилия, но люди помнят бессмертную его фразу: «я чувствовал, что делаю что-то не то, но не мог остановиться».

В жизни так бывает, бывает, бывает. Со мною, с вами, с нами всеми. С Сэй-Сенагон так не бывало.

Еще о погруженном виде. Один наш сотрудник Е.П. явился утром на работу именно с ним. На вопрос ответил: «Просыпаюсь утром (пауза), в кровати – незнакомая женщина (пауза, мы тихо сползаем со стульев от смеха) на тумбочке – паспорт (пауза, у нас перехватывает дыхание), я взял, посмотрел (пауза, рассказчик недоуменно пожимает плечами) – молодая...»

Одобрила ли бы паспортную систему Сэй-Сенагон? Думаю, что да. Япония Хэйанской эпохи, оставившая нам образцы высокого искусства, была отменно советской системой.

Как-то раз, находясь в совхозе и созерцая просторы, я узрел БТР, неторопливо ползущий по оным. Полагаю, что С. не одобрила бы моей реакции – самурай не должен от удивления разевать варежку на 120 градусов. Подвернувшийся абориген пожал плечами и сообщил, что да, в совхозном гараже есть. «А бидоны с молоком на нем возим... Там же ничо не пройдет...» – и мотнул головой, видимо, в сторону отдаленной молочной фермы, скрытой туманом, моросящим дождичком и невысокими холмами среднерусской равнины.

Местная часть получила, надо полагать, две или три коровы, солдатикам досталось немного мяса, БТР списали, как утопший в болоте, коров – как павших от невесть чего или, может быть, утопших там же. В не помню каких лохматых годах был такой академик Глушков, который полагал, что, если учесть все на свете, до последнего болта, и построить АСУ, автоматическую систему управления, которая скажет, где этот болт лежит и чего делать должен, то наступит рай на этой части суши, тогда – одной шестой. Надо полагать, академик никогда не бывал в моем совхозе... Магическое слово «АСУ» некоторое время держалось в фольклоре в виде шуток «книга Глушкова «Все об АСУ», глаголов «осучивание», «обасучивание»... История – это смена поколений. Не помню, кто это сказал, но С. бы с этим согласилась.

История страны разворачивалась на наших глазах. Помню времена, когда картошку сортировали вручную, из бурта, потом появились первые транспортеры с автономными двигателями на солярке. Потом исполнилась мечта Владимира Ильича Ульянова (Ленина), легендарного (гипотеза о его существовании в основном подтверждается тем, что его именем назван ВЭИ) основателя Советского государства, легендарного государственного образования, простиравшегося от Тихого океана на востоке почти до Атлантического океана на Западе и от Ледовитого на севере почти до Индийского на юге. Так что эскимосы, окончив пасти оленей, могли отправляться, как гласят легенды, к Индийскому океану мыть лапти, и в родной колхоз пришло электричество. В эпоху транспортеров на солярке непременной принадлежностью транспортера была веревка, дергая за которую, запускали двигатель. Веревка была гнилая и связанная из кусков, как и весь мир вокруг нас, а механик, запускавший двигатель, был в сиську пьян, опять же, как и весь мир. И дергая за то, что изображало веревку, а не за то, во что он был пьян, он эту веревку в сотый раз порвал и огласив горестным комментарием долы и веси, куда-то (видимо, в тот мир, что был вокруг нас) канул.

Сотрудник Л.А. вынул из своих говнодавов шнурки из капронового репшнура (он состоял в альпсекции), двигатель был немедленно запущен, сотрудники ВЭИ с торжествующими кличами затоптали окурки и приступили к сортировке картошки.

К вопросу о пользе спорта – сдержанно заметила бы, наверное, С.

Сотрудница Л.С. запечатлелась в общественном сознании или, если угодно, – в нашем коллективном разуме – следующей историей. Которая произошла хоть и не в ВЭИ, но рассказана она была уже здесь и уже сотрудником. Итак, до ВЭИ оная Л.С. работала в НИИ «Дельфин». Высокое, сплошь стеклянное, здание. Лето, окна открыты, сотрудники иногда подкармливают птичек. Среди птичек народ примечает одного голубя, отличающегося окраской или каким-то там хохолком. Ну, клюет и клюет. Потом, через какое-то время, скажем, через месяц, исчезает. А нашего, с хохолком, не видели? Нет, не видели. Жалко. Ну, значит, улетел... Еще через какое-то время начальство собирает личный состав в актовом зале, выступает начальник отдела режима и долго что-то трендит про происки мировой буржуазии и бдительность. Народ – кто спит, кто травит анекдоты. Потом начальник начинает что-то плести на тему современной техники, которая создала такие маленькие магнитофоны и даже камеры (народ просыпается), что они могут быть встроены в птицу. Народ окостеневает. Гробовая тишина, пауза. Начальник кончает фразу... «но в этой ничего не было».

Однажды я зашел в нашу медсанчасть, МСЧ-52, увидел издалека ряд портретов на стене, и про третий слева уверенно пришла мысль – это псих. Подошел ближе: Ганнушкин.

Запах дурдома, растворенный в воздухе – вот что такое наша фирма. Люди, целыми днями пьющие чай и обсуждающие цены, стоящие в очередях в буфеты и столовые, готовые за пол-литра отдать ВСЕ, добывающие и распределяющие заказы и книги, устраивающие «выездную торговлю» и греющие на этом ручки, ножки и все остальное... А если и работающие – то делающие то, что никому не нужно, и знающие это. 100% ритуального поведения. Ну, точно – психушка. Или – как у нас говорят – «вэевая атмосфера»; самые вежливые говорили – «вэивский академизм». Самое странное, что несмотря на это, мы все же что-то делали и полезное. Полная аналогия Победившей Страны Советов. Полная аналогия жизни.

Кстати, о медсанчасти. Однажды сотрудник Л.А. получил у одного и того же врача две справки в течение трех минут – одну, что ему по состоянию здоровья показан отдых в санатории на южном берегу Крыма и вторую – что он допущен к восхождениям какой-то там категории трудности. Врач даже глазом не моргнула.

Выше упоминалась сорокопятка – из нее при мне не стреляли. Зато стреляли вот из чего... Некий сотрудник ВЭИ потребовал – народная память не упомнила что именно – но забаррикадировался у себя в комнате и сообщил, что будет обороняться. Вызвали пожарников. Сотрудник налил в пульверизатор бензин, нацепил пульверизатор на пылесос, врубил пылесос и поднес, естественно, зажигалку. Огнедышащий дракон в натуре. Не сразу потрясенные пожарники сообразили отключить электропитание в корпусе. В итоге его, конечно, скрутили и увезли на лечение.

Как сказал Лис в «Маленьком принце» Сент-Экзюпери, «нет в жизни совершенства». Я думаю, что Сэй-Сенагон с этим бы согласилась.

Мелочи типа изготовления «серебряной воды», изучения книг по хиромантии и графологии и т.д. я опускаю. Этим занимались все. А вот наше высокое начальство занялось иглоукалыванием. Для этого сотрудники подвергали вольфрамовую проволоку диаметром 0,13мм длительному отжигу в вакууме. Вы спросите – зачем отжиг? Этого не знаю ни я, ни Сэй-Сенагон. Совершенно точно, я спрашивал.

А вот история мрачная. Жил да был у нас несостоявшийся Остап Бендер, мелкий жулик и прохиндей Т. Что он делал на работе, сказать трудно. Но зато охотно ездил в совхозы и на базы. Там он, впрочем, тоже себя работой не изнурял; но, как и в городе, так и на селе, был любим лучшей половиной человечества и недостатка в выпивке и закуске не испытывал. Кроме ВЭИ он «работал» еще на хлебозаводе напротив, посему – регулярно приносил свежий хлеб, а по заказам – торты, ром и дрожжи. А еще он был обильный матершинник.

Как-то раз я зашел в комнату, где он бывал, и увидел его, стоящего с потусторонним видом. Увидев меня, он открыл рот и – как хочется теперь сказать – замогильным голосом произнес:

Над кладбищем ветер свищет,
На кладбище кто-то дрищет.

Я в ужасе попятился, просочился через дверь и пошел вон. А через два дня на доске объявлений увидел его фото в черной рамке и приличествующие слова.

В этом месте гармонично будет выглядеть следующая история. Однажды я застал сотрудниц нашей библиотеки в обеспокоенном виде. По-видимому, этажом или двумя ниже кто-то спалил трансформатор (ситуация для ВЭИ обыденная) и по вентиляции тянуло паленым трансформатором. Запах специфический (аллюзия не на сыр, а на Райкина), для меня вполне привычный – но не для сотрудников библиотеки. «Мы обошли весь фонд, – сказали они мне, – вроде нигде не горит». С чувством, что говорю какую-то глупость (хотя сам еще не понимаю, какую), я произнес: «А в пожарную охрану вы не звонили?» (в ВЭИ, естественно, своя пожарная служба). «Звонили», – потупив глаза, ответили они (длинная пауза)... «Ну и что?» – спросил я. «Они ответили, что денег нет, и всех пожарников уволили».

Что бы на это сказала Сэй-Сенагон? Я не сказал ничего.

Странности поведения, которые мы диагностируем как ненормальность... что это такое? Возможно, что скоро мы – а вернее наши сослуживцы – это узнают, поглядев на нас повнимательнее. Говорят, что в некоторых корпусах ВЭИ повышенное содержание ртути и это, де, влияет... Такое влияние должно накапливаться с увеличением стажа и, следовательно, возраста. Гипотеза эта похожа на правду. Ибо известно, что один начальник в 40...50-е годы, когда велись работы с ртутными приборами, делая монтажницам замечание – что-то у вас стол ртутью забрызган – направлял быстренько пламя горелки на грязное место... Безалаберность наша не знает предела. Я знаю группу, которая въехала в зартученное помещение, не проведя – хотя я их к этому призывал – демеркуризацию. На мои вопли о том, что в кабельных каналах в полу у них полно ртути, А.К. спокойно ответил мне, что уже присыпали песком. Нельзя сказать, что в жизни так не бывает, но это один из немногих случаев, когда мне не хватило русского языка – со всеми его расширениями – для объяснения...

Сотрудник А.К. однажды показывал некому командировочному высоковольтный генератор, стоящий на столе, небольшой такой генератор, надо полагать на несколько десятков, не более сотни киловольт. А.К. показывал оное устройство, плавно помавая карандашом. А у карандаша, как известно, есть грифель. Компрене ву? Грифель, как известно, проводник. Ну и его укусило. То есть разряд в грифель и в руку.

Жертв было немного – один прибор, который А.К. разбил затылком, отлетев от стола и угодивши именно затылком именно в этот прибор. На стенде, который стоял метрах в двух от стола. Затылок не пострадал.

Так вот, уж не знаю, ртуть это или просто «дух дурдома», но в ВЭИ всегда были крайне интересные деды. Так, например, один как-то похвастался, что может выпить за раз и без закуски стакан чистого спирта. Для деревни это далеко не рекорд, но для города – приличный результат. «Только, – предупредил он, – после этого я отключаюсь, вы, ребята, с моим телом, пожалуйста, гуманно...» В обеденный перерыв ему принесли, и он принял. И правда – лег и заснул. Его отнесли в кладовку. В конце дня, однако, разбудить не удалось. Оставили 1/2 стакана чистого, заперли и отбыли. Утром открыли – весел, оживлен и общителен. Сообщил: ночью проснулся, абсолютная темень, по запаху нашел, принял и лег дальше.

Я думаю, что такие люди слишком хороши, чтобы делать из них гвозди. В жизни бывают вещи, требующие более высокой прочности – например, построение коммунизма или работа в ВЭИ.

Одну из технологических операций мы делали в ИГИ – Институте горючих ископаемых, на мощной установке, высота два с половиной метра, метр в диаметре, печь – полторы тыщи градусов, непрерывный процесс – 100 часов, то есть четверо суток, с нагревом и остыванием – неделя. В основном в печи их детали, ну и немного наших. Круглосуточное дежурство, а у них не хватало персонала, стало быть, мы дежурили тоже. Бартер натурой. Дежурить полагалось по двое. Спали теоретически по очереди. Практически как-то раз я просыпаюсь от нехорошего звука, иду в соседнее помещение, где стояла печь и – ни ... себе! Из верхней части печи бьет белая струя дециметр в диаметре в начале, под потолком, через всю комнату, в конце расширяется до метра. Я очень быстро возвращаюсь в ту комнату, где спали, с намерением разбудить напарника – он из местного персонала, он знает, как выключать установку. И быстро устанавливаю, что «местный персонал» пьян настолько, что не посыпается. Даже от моих призывов. Возвращаюсь, смотрю на струю, с ревом бьющую поперек помещения и медленно прихожу к выводу, что до ближайшего телефона – двести метров, автомат на другой стороне Ленинского проспекта. Тут меня второй (и пока последний) раз в жизни посещает интересное чувство – мне не страшно, мне не хочется бежать, мне хочется «не быть здесь». Понимаю, что это надо переждать, стою и жду. Секунд через пять-семь чувство проходит. Иду к щиту управления, соображаю, где регулятор, снимаю накал и отключаю печь. Ложусь спать.

Тема алкоголя не лишена поэтичности. Сотрудник Ю.З., опрокинув стакан, ласково проводил себя ладонью по груди и животу и тепло произносил «винтом пошла». Древние называли это «гилозоизм» – одушевление природы. Полагаю, что Сэй-Сенагон знала этот термин и его смысл. Этот же сотрудник рассказывал, что в его бытность во флоте они пили тройной одеколон, разбавляя его водой. Смесь имела белый цвет (потому что была эмульсией), а называли ее «анютины глазки». Наверное, не за ее цвет, а за цвет глаз тех, кто ее употреблял перорально. То есть через рот.

С алкоголизмом в ВЭИ боролись. В этом нет ВЭИвской специфики, ибо бороться по четным дням с тем, что создали по нечетным, мы были обучены сызмальства. Замечу, что нечетных дней больше, но это между прочим. Тем не менее, и в это вносили мы свою неослабевающую и немеркнущую специфику. Рассмотрим один пример. Председатель Комиссии по борьбе с алкоголизмом, Б.Ш., заказал в мастерских «доску по борьбе с алкоголизмом». Она была очень красива. Лист желтого стеклотекстолита, плексигласовые пластиночки, за которые предполагалось закладывать статьи о вреде алкоголя из периодической печати, и красивые фигурные гаечки из латуни, коими оные плексигласовые пластиночки прижимались к стеклотекстолиту. Выложил он за нее 1,5 литра, естественно, спирта. И в первую же ночь доску сперли.

Б.Ш. побегал, поискал, но ничего не нашел. Да он, надо полагать, и не надеялся найти. Тот, кто крадет среди ночи такую вещь, крадет ее не затем, чтобы ее нашли. Опять же на нашей территории можно спрятать вещи куда большие, нежели какая-то доска.

Я разочарую вас банальным продолжением – но доска была найдена. Неделю спустя сотрудник В.В. зашел по каким-то своим делам в Большой испытательный зал Отдела высоких напряжений и случайно заметил, как в углу среди промасленных тряпок и прочего мусора мелькнуло что-то желтое болезненно знакомого оттенка. В.В. пошел на желтый цвет, как самонаводящаяся ракета, разрыл кучу и явил на свет. Скорое следствие показало, что доску скрали те, кто ее делал, и они же продали ее, опять же за спирт, в Отдел высоких напряжений. Таким образом, они удвоили полученную дозу и закрепили достигнутый успех. Это, как говорил Ленин, «хорошо» (том, страница).

Указанный выше Б.Ш. однажды сел на пульт управления мощной установкой в момент, когда установка была включена. Никакого отношения к его борьбе с алкоголизмом это деяние не имело – просто сел и все, без какого-либо подтекста. Но оказалось, что человеческая задница, несмотря на гладкость ее поверхности, превосходно нажимает на кнопки. Причем штук на пять сразу. Ремонт установки занял несколько дней. Как же мы матерились...

ВЭИ имени Ленина принимало участие в достижениях советской и мировой науки. Одним из способов оного участия являлось писание отзывов на диссертации. Природная стыдливость не позволяет мне подробно остановиться на этом вопросе, но сотрудник В.Ч., например, писал отзывы так. Он писал два отзыва – один положительный, другой отрицательный. Приносил оба своему начальнику К.У. и тот говорил, какой отсылать. Но это происходило, когда В.Ч. уже накопил, по мнению К.Н. достаточный опыт. А на начальном участке своей многотрудной деятельности на ниве родо-, пардон, диссертациовспоможения В.Ч. носил тексты К.У. для корректировки. Тот правил, В.Ч. перепечатывал, К.У. опять правил, причем иногда в обратную сторону. Тогда В.Ч. начал не перепечатывать, а аккуратнейшим образом вырезать строки, начертанные К.У. и вклеивать их в текст. Их К.У. уже не правил.

К.У. договорился с начальством в МЭИ, что его и его сотрудников будут утром пускать в бассейн. И некоторые стали ходить в оный бассейн до работы – благо, рядом. Правда, на работу они приходили позже. В.Ч. им завидовал, но в бассейн не ходил. Зато утром, если кого-то из них спрашивали вживую или по телефону, В.Ч. поджимал губы и брезгливо произносил – «Они моются».

Среди сотрудников, принадлежавших к старшему поколению, отмечались случаи а) создания теории элементарных частиц, б) создания устройства для извлечения энергии из ничего, в) коллекционирования старых радиоаппаратов и радиодеталей, г) занятия общественной деятельностью, д) строительства дач, е) разведения курей на балконе, ж) попыток отстоять свою тематику, когда она делалась не нужна начальству, з) попыток работать, и) попыток учить работать других. Я думаю, что неплохим тестом на психическое здоровье мог бы быть следующий: выберите из этого списка то, что вы считаете ненормальным. В жизни так бывает – по диплому врач-психиатр, а посмотришь – ну точно псих. Например (см. выше) – Ганнушкин.

С другой стороны, все эти психи научные работники. И вот идет такой старшего поколения научный работник М., ученый секретарь то ли Ученого Совета, то ли всего Института, между прочим, и несет в руках ксерокопии двух статей. Останавливается перед другим научным работником, менее старшего поколения, но более «старшим» по званию, К.У., и в ужасе произносит: «Здесь, – взгляд в левую копию, – пишут так, а здесь, – взгляд в правую копию, – иначе!» Взгляд вопрошающего огненным копьем вонзается в вопрошаемого. «Константин Николаевич, ЧЕМУ ВЕРИТЬ?»

Народ называл его «розовый пеликан». Тот, кто впервые подметил это сходство, не поленился принести «Красную книгу», и все убедились, что в профиль они действительно чрезвычайно похожи друг на друга. Только в «Красную книгу» внесли одного. В жизни так бывает – обидели, причем незаслуженно.

Тот же М. известен еще одной замечательной историей. Однажды во время некоторого эксперимента лопнула труба, по которой шел газ – смесь аргона и углекислого газа – под давлением 7 атм. Смесь эта, как легко видеть, не ядовита и не опасна. Но шум, с которым газ при 7атм. покидает трубу через трещину, довольно громок. Можно даже сказать – очень громок. Один на участников эксперимента побежал к баллонам – закрывать вентили (действие самое разумное), другой побежал к аппаратуре – выключать ее (действие тоже разумное), а Розовый Пеликан начал почему-то прыгать. К трубе – от трубы, к трубе – от трубы... Позже я сумел осознать, в чем дело. Долг старшего товарища гнал его к трубе – спасти! закрыть! грудью!.. а страх гнал обратно. Вблизи от трубы побеждал страх, вдали долг. Вот и прыгал наш герой...

В жизни так бывает довольно часто. И прыгаем – я, ты, он, мы, вы, они, целая страна...

В коллекционировании старых радиодеталей был замечен сотрудник Л.А. Его приятели знали о болезни, и если какой-то отдел выкидывал что-то старое на свалку, его звали. Доподлинно известно, что старые электронные лампы в его коллекции были представлены лучше, чем в Политехническом музее. Он хотел подарить им, пошел туда – поговорить, и вернулся с перекошенной мордой и произнес диагноз: «Им же ничего не надо! Только чай пить...» Позже он подарил часть Музею радио и телевидения в Шяуляе (Литва). Он говорил, что когда он увидел среди выкинутого радиолампы из первых типов советских радиоламп, у него было такое ощущение, что сердце сделало сильный внеочередной удар – экстрасистолу. Можно поверить... Кстати, первые советские транзисторы у него в коллекции тоже были. А однажды сотрудник В.Ф. сказал этому Л.А., что в подвале одного из корпусов есть дореволюционные распределительные щиты. Л.А. взял инструменты, фонарь, и направился. Несмотря на предостережения В.Ф. «Там же крысы по полметра!» – увещевал тот. Но крыс Л.А. не встретил. В первых помещениях находились бутылки и окурки, в более глубоких – попадались матрасы, еще глубже матрасы кончились. Вековая пыль – в самом прямом смысле слова. Приборы начала века, точнее – 1916 года, Л.А. действительно нашел. Выволок на поверхность, народ смотрел, охал и ахал...

С. бы это поняла. Тоже ведь – культура. Почти как чашка для чайной церемонии великого мастера такого-то. Или, скажем, бидзэнский меч...

Потом сотрудник Л.А. начал думать, куда их девать. Вообще-то многим людям свойственно сначала делать, а потом думать. И осенила его идея подарить эти приборы какому-нибудь электротехническому музею. Поскольку опыт общения с Политехническим музеем у него уже был, он отправился в Музей истории развития Мосэнерго им.Г.М.Кржижановского. Пустой зал, старая электротехника, тишина, неподвижный воздух, блестящие витрины, натертый пол. Пока он озирался, появилась сотрудница, вцепилась в него и поволокла его вдоль стендов, читая лекцию. Первые минут десять он вырывался, лепеча, что всю жизнь этим занимался и все знает. Потом смирился, замолк и внимал, как агнец, еще минут двадцать. Вышел в вечернюю Москву, очумело вертя головой...

Тихи воды Яузы... Приборы? Какие приборы? А... да, естественно, такие приборы там были. И не один.

А вот Розовый Пеликан не собирал транзисторов, он любил охотиться на соискателей ученой степени кандидата физико-математических наук, причем не всех, защищавшихся в нашем совете, а лишь на имевших плохую запись в графе национальность. Его охота ни разу не кончилась успехом. Мораль – серьезное дело надо поручать серьезным людям, а не Розовым Пеликанам. Правда, бывший директор ВЭИ В.Ф., даже если и поймет правильность моего совета, надеюсь, что уже не сумеет им воспользоваться... Думаю, что по этому поводу сказать больше нечего. По крайней мере, и советские, и российские власти со мною согласны. Ничего по этому и всем подобным поводам они и не говорят, и говорить не собираются.

Внутри коллектива в ВЭИ антисемитизма не было. Но на защите диссертации сотруднику Л.А. кинул единственный «черный шар» единственный еврей в ученом совете – начальник отдела криогенной техники с почти канонической фамилией Фишер. Задал он этому Л.А. только один вопрос, свидетельствующий лишь о слабом знании им, Фишером, институтского курса физики, получил от Л.А. вежливый и исчерпывающий ответ и – проголосовал «против». О чем Л.А. не преминула сообщить симпатизировавшая ему секретарь Ученого совета А.С. (русская). Логично: еврей – член Ученого Совета – должен быть выше подозрений в потакании «своим». Естественно, от Л.А. это через пять минут узнали все. Хохоту было...

Кстати, об антисемитизме. Как-то раз в курилке после очередного анекдота тот же Л.А. задумчиво произнес (внимание – на дворе 1980 год!) «Два великих народа – русский и еврейский – объединяет то, что оба они свои проблемы и несчастья используют как материал для анекдотов». Последовала длинная пауза. Но никаких «последствий»... То есть никто не настучал. Разумеется, бытовой антисемитизм был, но проявлять его считалось неприличным. И даже про откровенного хама А.Ш. никто не говорил «У, жидовская морда». Даже я этого не говорил!

Впрочем, если бы сказали, вряд ли он бы понял, почему это вдруг сказали ему, а не сотне других «таких-то». Хам редко понимает, как он выглядит со стороны. А если понимает, то это не хам, а политик. То есть тот же хам. То есть политик... Кажется, я запутался.

Вернемся к проблемам защиты. С этой же А.С. и свадебным генералом Л.А. – его «научным руководителем» К.У. произошла такая история. Месяца за два до защиты К.У., встретив Л.А. в коридоре, осторожно сказал, что аспиранты – эстонцы и прочие из Прибалтики дают свои диссертации перевести или отредактировать редакторам и не хотел бы Л.А. дать кому-то отредактировать его диссертацию? На что Л.А. сделал грудь колесом и немедленно произнес – прибалты из Прибалтики это делают, а евреи из Москвы этого не делают! Через пятнадцать минут на него налетела, опять же, в коридоре, А.С. и, пылая от гнева, возопила – «Как Вы могли сказать это своему руководителю? И члену Ученого Совета?»

К.У. были свойственны, несмотря на молодость, странные поступки. На защите своего сотрудника А.К. он заявил: «Он вообще генетически не способен мыслить». Прелесть ВЭИ состоит в том, что А.К. защитился успешно после такой оценки, сделанной публично начальником и научным руководителем в одном лице.

Однажды оный научный сотрудник А.К. явился на работу в сильно огорченном состоянии и поведал коллегам, что жена нашла его заначку в размере 25 рублей (трехдневная зарплата инженера или научного сотрудника без степени). На естественный вопрос, где была заначка, А.К. рассеянно ответил: «Да в Ленине...» Пауза. Народ переваривает, пытается понять, не понимает, на всякий случай хохочет... В итоге оказалось, что А.К. прятал деньги от жены в одном из томов собрания сочинений Владимира Ильича. Но – возопил народ – это же пятьдесят с лишним томов, как же она нашла?? А на этом томе пыль была стерта – пояснил несчастный.

Следует отметить, что на нашем уровне социальной пирамиды Коммунистическая Партия Советского Союза (я пишу это так, как предписывали тогдашние правила) смотрелась не столько вампиром и людоедом, каковым она на самом деле была, а скорее чем-то надоедливым (когда надо было посылать людей в колхоз) и анекдотическим (в остальных случаях). Например, в отделе К.У. членами партии были: книжный барыга Я.У., специалист по плетению тросов и вор с хлебозавода А.Т., и упомянутый выше А.К.Теперь вам должно стать понятно, почему так громко визжал сотрудник, прибежавший с информацией, что «Т. и У. чешут друг другу пятки!» А они просто нашли в каком-то журнале статью про какие-то чувствительные точки на подошве и искали оные точки. Если же говорить всерьез, то на нижних уровнях партийной пирамиды встречались и нормальные люди. Например, наши парторги дважды уберегали Л.А. от некоторых неприятностей. Оба эти случая описаны где-то в данном тексте.

Сотрудник Я.У. иногда предавался самокритике. Расположите руки жестом «хенде хох» из советских фильмов. И, слегка покачивая бедрами, произнесите слегка нараспев: «Вот такое я дерьмо». Только не делайте этого перед зеркалом. Сотрудник Я.У. делал это не перед зеркалом – перед сослуживцами.

Перед защитой сотрудник Л.А. несколько волновался. Не за работу, по сути – за административную сторону. Собрать членов Совета не просто, вдобавок два оппонента должны приехать из Фрязино и Калуги – начальник катодного отдела НИИ Исток Б.Д. и начальник катодного отдела ВНИИМатериалов Электронной Техники А.К.Зубры данной области и сливки советской катодной науки и техники. Десять минут до начала, оппонента из Калуги нет. Л.А. выходит на площадку покурить, видит, что около урны стоит кто-то вроде смутно знакомый, но в ВЭИ три тысячи человек, всех не упомнишь, подходит и прикуривает. Тот смотрит на него и спрашивает – Что-то не в порядке? Вы, вроде бы, чем-то обеспокоены? Л.А. отвечает, что да, проблема, пять минут до защиты, нет оппонента из Калуги, срыв защиты, а собрать их всех, сами понимаете... все сдвинется на несколько месяцев. Собеседник немного наклоняет голову на бок, слегка улыбается и произносит: «Нет второго оппонента... А я, по-вашему, кто?». И Л.А. с ужасом медленно осознает, что перед ним и стоит А.К., которого он прекрасно знает, ибо бывал во ВНИИМЭТе много раз. А.К. смотрит на перекосившуюся рожу Л.А., полуобнимает его и, мурлыча что-то успокаивающее, ведет его в актовый зал...

Что бы сказала Сэй-Сенагон, если бы молоденькая фрейлина, первый раз попавшая за занавеску к Императору, перепутала девятого помощника правой руки с восьмым помощником левой руки? Боюсь, ничего лестного для молоденькой фрейлины она бы не сказала.

Но защита все-таки не могла пройти бесследно для психики несчастного Л.А.Он стоически перенес все: нескольколетнюю беготню в поисках Совета, который не побрезгует, занятия, экзамены и переэкзамены, весь этот мутный бред... Сбор документов, разговоры с начальниками, которые полагали, что раз он аспирант, то они держат его за, сами понимаете, какое место (и очень удивлялись, когда это оказывалось не так – но защиту сие не приближало), весь этот мутный бред... Он перенес все. А сломался на следующее утро после защиты, когда пришел в отдел аспирантуры и секретарь отдела аспирантуры, милейшая и доброжелательнейшая И.Н. на моих глазах, улыбаясь, протянула ему хорошо исписанный лист со словами «это список документов, которые теперь надо подготовить». Л.А. открыл рот... ... ... И.Н. обняла его (за плечи) и усадила, мурлыча «все хорошо, ничего страшного, я понимаю, вы устали, ничего страшного, я понимаю...» (и так четыре раза).

«Извилисты пути советской науки» – любил повторять мой приятель Л.А, наливая 150г. слесарям, вынося через проходную своего или чужого предприятия нечто, нужное на чужом или своем предприятии соответственно. Например, многократно пересекались пути науки и первого отдела; много нервов потратили люди на оформление актов экспертизы к публикациям... длинная это, мерзкая и не специфическая для ВЭИ история. Но вот что могло произойти только в нашей психушке.

Начальник К.У., невзлюбил своего подчиненного Е.Е.Любовь – не знаю, а ненависть, по моим жизненным наблюдениям, всегда конкретна. Причина этой ненависти была более чем конкретна – Е.Е. вздумал написать докторскую диссертацию. А начальник был к тому моменту доктором, но не был (он стал им позже) профессором. И если бы тот стал доктором, они бы носили одинаковые погоны. Понятно, что такого быть не должно? Понятно. И начал К.У. выживать Е.Е. А как его выживешь? На работу ходит, диссертацию пишет... Придираться по мелочам – не выполняет соцобязательств и т.п. – он не мог. Честь советского ученого не позволяла. Но она позволила другое.

В каждой комнате у нас висел список «работающих в этой комнате» – одна из тысячи безумных и бессмысленных придумок внутриколесных белок из первого отдела. Так вот в результате множества пересадок и переездок никто уже не сидел там, где был вписан в эти пожелтелые бумажки. Да и кто о них помнил? Так вот, как-то К.У. ворвался в комнату и завопил, что Е.Е. не имеет права здесь находиться и он, К.У., немедленно запирает комнату с Е.Е. внутри и вызывает начальника первого отдела! Е.Е. побледнел, вскочил, выбежал за дверь... и пошел искать рабочее место в другом отделе. Так начальник К.У. выжил подчиненного Е.Е.

Аминь – сказала бы Сэй-Сенагон – что еще можно сказать, подумала бы она, если люди не владеют мечом и луком. Да и люди ли это?

Часть IV. Секретность, никелевая крыша, столоверчение

Оглавление